Canada / Feb. 14, 2024
Вместо предисловия:
С Володей Горобенко я познакомился в 1996, почти сразу после переезда в город Виктория на тихоокеанском побережьи Канады. Володя был тогда седовласым стариком, достаточно крепким, хотя и подходившим по возрасту к девяностолетнему рубежу, но это именно он настоял, чтобы я называл его просто Володей, а не Владимиром Николаевичем и не мистером Горобенко.
Отец Володи был потомственным офицером царской армии, чей род шел от запорожских казаков. Октябрьский переворот 1917 года он встретил в Москве, где в числе первых вступил в вооруженную борьбу с большевиками. Именно во время тех московских боёв антибольшевиков впервые стали называть белогвардейцами или просто белыми. После потери Москвы капитану Николаю Горобенко удалось вместе с женой и сыном – тогда еще маленьким Володей – вырваться из терзаемого победителями города и добраться до Урала, где он вновь встал в ряды борцов с большевизмом, участвовал во многих боях от Казани до Иркутска и Владивостока, а после падения последних очагов русской государственности в Приморье, эвакуировался вместе с семьей на английском пароходе в китайский Шанхай.
В Шанхае семье Горобенко пришлось выживать в условиях беспросветной бедности, но они не впали в депрессию и не опустили рук, а продолжили бороться – только уже не за потерянную навсегда Россию, а теперь лишь за себя и своих близких.
Володя в юности прошел суровую школу жизни в концессионных кварталах Шанхая, но он был смелым, умным, трудолюбивым и целеустремленным парнем, так что в период с 1923 по 1936 год Горобенко–младший сумел овладеть профессиями шофёра, электрика и сантехника, а также изучить три иностранных языка: английский (для общения с жившими тогда в Шанхае многочисленными европейцами и американцами), китайский (для общения с местными) и японский (для работы с японскими бизнесменами, коих в городе появлялось с каждым годом всё больше). При этом он не забыл и родной русский язык, на котором вплоть до конца жизни говорил красиво, гладко и почти без акцента.
Знание языков сослужило Володе хорошую службу как в мирное время, так и в мрачные годы японской оккупации: к нему неоднократно обращались как к компетентному переводчику различные фирмы, частные лица, а после прихода японцев в Шанхай осенью 1937 года – и представители оккупационной администрации. Об одном из таких случаев Володя поведал мне за рюмкой водки ноябрьским вечером 1997 года.
***
В тот день Володю Горобенко вызвали в японскую комендатуру и, обязали за неплохое по тем временам вознаграждение сопроводить взвод японских солдат на один из металлургических заводов, выполнявших военный заказ. Рабочие завода – патриотически настроенные китайцы – объявили забастовку, отказавшись работать на Японию, с которой их страна находилась в состоянии войны, а японская администрация вызвала солдат для погашения бунта.
Японским взводом командовал молодой, элегантный офицер с тонким, интеллигентным лицом хорошего университетского студента. Сразу же по прибытии на завод офицер церемонно поклонился рабочим и сказал: «Полученное вами задание очень важно для моей страны и её армии. Поэтому я настоятельно прошу всех вас незамедлительно приступить к работе».
Володя перевел эту тираду с японского на китайский. В ответ рабочие без особых церемоний заявили, что работать отказываются. Володя тут же перевел их ответ на японский.
Японский офицер, лицо которого по-прежнему выражало спокойствие и доброжелательность, вновь обратился к забастовщикам тем же мягким голосом: «Теперь мне придется исполнить мой долг. Извините меня пожалуйста». Проговорив эту фразу, он снова поклонился и, едва Володя успел повторить эту фразу на китайском, офицер повернулся к своим солдатам и сделал резкий жест рукой. Этот жест разительно контрастировал с его плавной, вежливой речью и мягким, даже несколько грустным голосом. Солдатам же, очевидно, жест их командира был понятен, и они восприняли его как давно и хорошо знакомую им команду. По мановению ока несколько солдат молча бросились в толпу, выхватили из неё двух произвольно выбранных китайцев, оттащили к стене и тут же, на глазах у всех закололи их штыками. Не застрелили, а именно закололи... как скотину... Ибо по логике японского командования в военное время каждый патрон на счету и, соответственно, каждый выстрел стоит денег и чьего-то труда. Поэтому неразумно и расточительно было бы тратить патроны на ликвидацию безоружных бунтовщиков, если под рукой есть до синевы отточенный штык или острая как бритва катана (японский самурайский меч).
Несмотря на свою молодость, Володя успел повидать многое, но увиденное теперь повергло его в глубокий шок. У него перехватило дахание, однако, он сумел собраться и был готов продолжать переводить, хотя голос его несколько раз срывался и память пару раз подвела при поиске нужных китайских и японских слов.
Офицер тем временем поклонился в третий раз и вновь обратился к забастовщикам: «Я очень прошу вас вернуться к работе. Это крайне необходимо». И вновь китайцы ответили отказом. И вновь – очередной поклон японского офицера, сопровождаемый уже знакомой фразой: «Извините меня, пожалуйста». И вновь резким взмахом руки – команда солдатам. И вновь еще двое вырванных из толпы рабочих, корчась на цементном полу, умирают от смертельных штыковых ранений...
Всё вышеописанное повторилось еще дважды, и когда в луже крови лежало уже восемь трупов заколотых забастовщиков, оставшиеся в живых рабочие молча повернулись и, понурив головы, направились к своим станкам, давая понять, что они принимают очередное вежливо-доброжелательное предложение вернуться к прерванной работе.
«Я благодарю вас за проявленную вами сознательность, которая будет высоко оценена моим командованием» – сказал им вслед японский офицер и поклонился в последний раз.
Покинув помещение завода, офицер поблагодарил Володю «за очень ценную помощь», поклонился ему, одновременно взяв под козырёк, и сообщил, что теперь «Володимир-сан» свободен и может идти домой...
***
Прошли годы... Вторая мировая война подошла к концу... Японские войска покинули Шанхай, но вскоре им на смену явились китайские коммунисты, и Володе снова пришлось бежать.
На этот раз малопредсказуемые эмигрантские ветры выбросили его на тихоокеанский берег Канады, где ему предстояло начать новую жизнь. Первое время Володя брался за любую работу, которую делал быстро и хорошо, но вскоре открыл собственную фирму, а под старость даже разбогател (в те времена в Канаде и Соединенных Штатах было вполне возможно разбогатеть простым и честным трудом). Однако та давняя история с прекращением забастовки на шанхайском металлургическом заводе так и не вышла из его памяти вплоть до конца его долгой жизни. А после того, как он рассказал её мне, она, похоже, не скоро выйдет и из моей памяти.