Аннотация: Джон Энох Пауэлл (John Enoch Powell) (1912–1998) – британский политик-консерватор, признанный ученый, лингвист и поэт. В свое время Пауэлл стал самым молодым профессором в истории Британской империи. Прошел Вторую мировую войну.
Речь называется «Реки крови» из-за того, что в конце ее он упоминает строчку из поэмы Вергилия «Энеида»:
«…Тибр, что от пролитой пенится крови».
После этой речи Пауэлла лишили поста теневого министра обороны (то есть министра обороны партии, которая пребывает в оппозиции). А через 30 лет Эдвард Хит (лидер Консервативной партии, уволивший его с этой должности) признал, что, говоря об экономических трудностях Британии из-за растущего количества мигрантов, Пауэлл оказался отчасти провидцем. И, кстати, один из опросов показал, что 74% британцев разделяют взгляды Пауэлла.
После получения Индией независимости в 1947 г. британский парламент в 1948 г. принял закон о британском гражданстве, который позволил 800 млн подданных всей Британской империи жить и работать на территории Великобритании без какой-либо визы. С того времени и началась масштабная иммиграция цветного населения в страну.
_________________________________________________________________________
Первостепенная функция государственного деятеля – принятие мер против бед, которые можно предотвратить. Пытаясь сделать это, государство сталкивается с препятствиями, глубоко укоренившимися в человеческой природе.
Во-первых, в силу самого порядка вещей такие беды не очевидны до того момента, пока не произошли: на каждой стадии их появления есть место для сомнений и споров относительно их реальности или надуманности. Кроме того, они привлекают мало внимания по сравнению с существующими сегодня неприятностями, которые неоспоримы и неотложны. Отсюда возникает постоянно преследующее всех политиков искушение «привязаться» к настоящему в ущерб будущему.
Прежде всего, люди склонны ошибочно принимать предвидение неприятностей в качестве их причины или даже желания их свершения.
«Если бы только, – любят думать они, – если бы только не говорить о неприятностях, то, вероятно, они бы не случились».
Быть может, эта привычка восходит к первобытной вере в то, что слово и дело, имя и объект, идентичны.
Во всяком случае, обсуждение будущих серьезных, но все же (если прилагать усилия сегодня) предотвратимых бед – это самое непопулярное и в то же время самое необходимое занятие политика. Те, кто сознательно уклоняются от его выполнения, заслуживают порицания со стороны будущих поколений, и нередко удостаиваются его.
Неделю или две назад я разговорился с одним избирателем – мужчиной средних лет, обычным рабочим, который трудится в одной из наших национализированных отраслей промышленности.
После одной или двух фраз о погоде, он вдруг заявил:
«Если бы у меня были деньги, чтобы уехать, я бы не остался в этой стране».
Я попытался успокоить его, сказав, что даже нынешнее правительство не вечно. Однако он проигнорировал мою реплику и продолжил:
«У меня трое детей, все они закончили среднюю школу. Двое из них женаты, имеют семьи. И я не успокоюсь, пока не увижу, что все они устроились за рубежом. В этой же стране через 15-20 лет негр будет повелевать белым человеком».
Уже слышу целый хор проклинающих меня. Как я осмелился говорить такие ужасные вещи? Какое я имею право мутить воду и разжигать чувства, воспроизводя этот разговор?
Но я отвечу, что не имею право не делать этого. Обычный порядочный англичанин средь бела дня в моем собственном городе говорит мне, своему депутату, что эта страна не стоит того, чтобы в ней жили его дети.
Я просто не могу развести руками и думать о чем-то другом. То, что произнес он, говорят и думают тысячи и сотни тысяч людей – возможно, не по всей Великобритании, но точно в тех районах, которые уже подверглись такой трансформации, которой нет аналогов в тысячелетней истории Англии.
При сохранении нынешних тенденций через 15-20 лет в этой стране будет 3,5 миллиона мигрантов и их потомков из стран Содружества [1]. И это не мои цифры, это официальные данные, которые представляет в парламент центральное бюро регистрации актов гражданского состояния.
В них не указано соответствующее количество в 2000 г., но оно должно быть в районе 5-7 млн человек, что составляет приблизительно одну десятую часть всего населения страны, и приближается к численности жителей Большого Лондона. И, конечно, эти мигранты не будут равномерно рассредоточены на территориях от Маргита до Аберистуита или от Пензанса до Абердина. Целые районы, города и части городов по всей Англии будут заняты кварталами мигрантов и их потомков.
С течением времени доля, которую в этом количестве составят родившиеся в Англии потомки мигрантов, будет стремительно расти. Уже к 1985 г. они будут составлять большинство. Именно этот факт требует чрезвычайно срочных действий, которые для политиков предпринять труднее всего и которые сводятся к сегодняшним трудностям. Но их реализация позволит предотвратить или свести к минимуму беды, которые появятся в будущем.
Первый естественный и рациональный вопрос, который должна задать себе нация, над которой висит такая угроза:
«Как можно уменьшить масштаб происходящего?»
Допустим, что проблему не получится предотвратить совсем, но ее размеры могут быть ограничены. Значение и последствия чужеродного элемента, введенного в страну или ее население, сильно различаются в зависимости от того, составляет он 1% или 10%.
Ответы на этот вопрос такие же естественные и рациональные: это можно сделать за счет полной остановки или практически полной остановки дальнейшего притока иммигрантов, одновременно способствуя их оттоку из страны. И оба предложения – часть официального политического курса Консервативной партии.
В голове почти не укладывается, что в настоящее время каждую неделю только в Вулверхэмптон прибывают еще 20 или 30 детей мигрантов. А это означает появление 15-20 семей спустя одно или два десятилетия. Кого боги хотят наказать, того они сначала лишают разума. Как нация мы должно быть сумасшедшие, в буквальном смысле сумасшедшие, так как допускаем ежегодный приток около 50 тысяч иждивенцев, которые в большинстве своем формируют будущий рост численности мигрантов. Это можно сравнить с наблюдением за нацией, которая деловито мастерит себе погребальный костер. Мы настолько безумны, что по сути позволяем въезжать неженатым мигрантам для того, чтобы они создавали здесь семьи с людьми, которых никогда не видели.
И пусть никто не думает, что поток иждивенцев ослабнет автоматически. Наоборот, даже при сегодняшней пропускной способности по специальному разрешению в 5 тысяч человек в год, есть возможность приема еще 25 тысяч иждивенцев в год. И это без учета нелегального въезда. В этих условиях никакие меры недостаточны, кроме снижения до незначительных пропорций общего потока мигрантов, желающих поселиться в стране, и соответствующих законодательных и административных решений.
Я подчеркиваю фразу
«желающие поселиться в стране».
Она не имеет ничего общего с въездом в эту страну граждан Содружества, которые хотят учиться или повышать свою квалификацию. Так поступают, например, врачи из государств Содружества, которые во благо своих стран позволили нашей службе здравоохранения развиться быстрее, чем это было бы возможно без их участия. Они – не иммигранты и никогда ими не были.
Теперь к вопросу реэмиграции (процесс возвращения мигрантов в места их прежнего проживания). Если бы процесс иммиграции прервался завтра, то темпы роста приезжего населения и их потомков уменьшились бы существенно. При этом их предполагаемое количество в общей численности населения все равно не меняет суть опасности для нашей нации. Проблема может быть решена только, пока существенная часть всего населения все еще представлена людьми, въехавшими в эту страну за последние лет десять.
Поэтому необходимо срочно вводить в действие второй элемент политического курса Консервативной партии – поощрение реэмиграции.
Никто не может точно посчитать, сколько людей (при соответствующей всеобъемлющей поддержке) выбрало бы возвращение в страны своего происхождения или отъезд в государства, где нужны их силы и навыки.
Никто этого не знает, так как до сих пор подобные попытки не предпринимались. Могу лишь сказать, что даже сегодня мигранты, живущие в моем избирательном округе, время от времени приходят ко мне с просьбой о помощи в возвращении домой. Если бы подобная программа была принята и ей бы следовали, то возникший отток этого населения существенно бы изменил ожидаемое будущее.
Третий элемент политического курса Консервативной партии состоит в том, чтобы все люди, находящиеся в этой стране в качестве ее граждан, были равны перед законом, и по отношению к ним органы власти не применяли какие-либо дискриминационные меры. Как заметил господин Хит [2], у нас не будет «граждан первого сорта» и «граждан второго сорта». Это не означает, что мигранты и их потомки должны быть возведены в ранг какого-то привилегированного социального класса. Не означает это и то, что гражданину должно быть отказано в праве проявлять пристрастие в отношении людей, занятых в его бизнесе.
Никто не заблуждается в реальности больше, чем те, кто громогласно требуют законодательства, которое, по их словам, должно быть «направлено против дискриминации». Это и ведущие авторы схожих взглядов, иногда из одних и тех же газет, которые из года в год в 1930-е гг. пытались скрыть от этой страны наличие растущей опасности, грозящей ей. Это и архиепископы во дворцах, изысканно укрывающие свои головы одеялом. Они поняли ситуацию с точностью да наоборот.
Дискриминация и депривация, чувство тревоги и обиды, присутствует не у мигрантов, а у тех, в чью страну они пришли и продолжают приходить. Вот почему принятие подобного законодательства сегодня подобно поднесению спички к пороху. Самое хорошее, что можно сказать о тех, кто его предлагает и поддерживает, это то, что они знают, что делают.
Нет большего заблуждения, чем сравнивать мигранта из Содружества, приезжающего в Британию, и американских негров. Негритянское население США, которое существовало еще до становления Америки в качестве нации, было рабами, которые позже получили возможность участвовать в голосовании и другие гражданские права. Мигрант же из государства Содружества прибыл в Великобританию полноправным гражданином, то есть приехал в страну, в которой отсутствовала какая-либо дискриминация между ее гражданами. При этом он стал обладателем всех прав гражданина: от возможности голосовать до бесплатного лечения в рамках Национальной службы здравоохранения.
Препятствия на пути мигрантов возникали не по вине закона, государственной политики или действий администрации, а из-за тех личных обстоятельств и несчастий, которые объясняют (и будут всегда объяснять) различия в жизненном пути одного человека от жизненного пути другого.
Но в то время как для мигранта въезд в эту страну стал допуском к привилегиям и возможностям, влияние на коренное население было совершенно другим. По причинам, которые они не могли понять, и в соответствии с решением, принятие которого с ними не обсуждалось, они оказались чужими в своей собственной стране.
Они увидели, что на время родов их жены не могут получить больничные койки, дети лишаются мест в школах, до неузнаваемости изменились их дома и районы, а планы на будущее расстроены. Они обнаружили, что работодатели не хотят применять к работнику-мигранту те дисциплинарные и профессиональные стандарты, которые действуют для коренных жителей. Они стали слышать все больше голосов, твердящих, что теперь они не нужны.
В сотнях писем, которые я получил, когда в последний раз говорил на эту тему два или три месяца назад, была одна поразительная особенность, которая мне показалась достаточно новой и при этом жуткой. Все члены парламента привыкли к анонимным отправителям, но меня удивила и встревожила большая доля простых порядочных здравомыслящих людей, излагающих здравые идеи, которые считают необходимым не указывать свой адрес. Они боятся этого, поскольку стало опасным соглашаться с моими взглядами. Люди рискуют получить наказание, если кто-либо узнает об этом. И вряд ли те, кто не сталкивался с этим, поймут чувство преследуемого меньшинства, которое испытывают простые англичане в районах страны, затронутых проблемой иммиграции.
Приведу слова лишь одного из тех сотен людей:
«Восемь лет назад в Вулверхэмптоне дом на одной из престижных улиц был продан негру. Теперь в том месте живет лишь один белый человек – пожилая женщина. И вот ее история. Она потеряла мужа и обоих своих сыновей на войне. Из своего семикомнатного дома она сделала общежитие. Эта женщина много трудилась, выплатила ипотеку и начала откладывать себе на старость. Потом приехали мигранты. Она пугалась, видя, как они въезжали в один дом за другим. Тихая улица стала шумной. К сожалению, ее белые жильцы съехали. На следующий день после того, как съехал последний из них, ее разбудили в 7 утра два негра, которые хотели воспользоваться ее телефоном, чтобы позвонить на работу. Когда она отказала им (как и любым другим незнакомцам в столь ранний час), она испугалась, что если бы не дверная цепочка, на нее могли напасть. Семьи мигрантов пытались арендовать комнаты в ее доме, но она всегда отказывала им. Потом иссяк ее скромный запас денег, и после уплаты налогов у нее оставалось на жизнь по 2 фунта в неделю. Когда она пошла подавать заявление о возможности снизить для нее налоги, ее увидела молодая девушка, которая, узнав про семикомнатный дом, посоветовала пожилой женщине сдать его часть. Но услышав от владелицы дома, что негры – единственные, кто могут его снять, девушка заявила: «Расистские предубеждения не помогут вам добиться чего-либо в этой стране». И старушка ушла домой. Телефон стал ее спасательным кругом. Ее родные оплачивают ей счета и помогают, как только могут. Мигранты предложили ей купить дом. Причем по цене, которую будущий владелец сможет «отбить» за счет аренды за несколько недель или от силы несколько месяцев. Ей стало страшно выходить на улицу. Окна в доме разбиты. В почтовом ящике она находит испражнения. Когда она идет в магазин, то за ней бегут дети – ухмыляющиеся негритята. Они не говорят по-английски, но знают одно слово: «Расист». Его они и выкрикивают. Эта женщина убеждена, что, когда будет принят новый закон о расовых отношениях, ее отправят в тюрьму. А так ли она не права? Я начинаю сомневаться».
Другое опасное заблуждение, к которому склонны те, кто слепы к реалиям, описывается термином «интеграция». Чтобы интегрироваться в состав населения, нужно по сути стать неотличимым от других его членов.
Во все времена, при наличии заметных физических различий, особенно цвета кожи, интеграция проходит тяжело, если вовсе не невозможна. Среди иммигрантов из стран Содружества, которые приехали в Британию в последние лет пятнадцать, многие тысячи желают интегрироваться. Все их мысли и старания подчинены этой цели. Но было бы нелепо представлять себе, что подобную идею разделяет огромная и все растущая масса мигрантов и их потомков.
Мы стоим на пороге изменений. До сих пор недоступной идею интеграции для большей части мигрантов делали сила обстоятельств и исторический контекст. Мигранты никогда не задумывались об интеграции и не собирались интегрироваться, а их количество и концентрация говорили о том, что принуждение к ней, которое обычно применимо к небольшому меньшинству, не работало.
Сегодня мы наблюдаем рост сил добра, которые выступают против интеграции, против корыстных интересов по сохранению и обострению расовых и религиозных различий с целью фактического доминирования сначала над представителями своей же мигрантской общины, а потом и остального населения. Облако, размерами не превышающее кулак, которое при этом может быстро заслонить собою небо, стало недавно заметным в Вулверхэмптоне. Слова, которые я хотел употребить (приведу их дословно из текста местной прессы от 17 февраля) принадлежат не мне. Их произнес член парламента от Лейбористской партии, который занимает пост министра в нынешнем правительстве:
«Кампания «Община сикхов» по поддержанию обычаев, неприемлемых для Британии, прискорбна. Работая в Великобритании, в частности, в сфере государственных услуг, представители этого народа должны быть готовы принимать условия своей трудовой деятельности. Утверждение же особых прав (или обрядов) для своей общины приводит к опасной фрагментации в обществе. Этот коммунализм – язва, которую нужно категорически осуждать».
Отдаю должное Джону Стонхаусу [3] за его проницательность, которая позволила ему понять происходящее и заявить об этом.
Нормы, предложенные в законе о расовых отношениях, – та основа, которая позволит процветать этим опасным и спорным составляющим. Документ показывает, что общины мигрантов могут организовываться для консолидации своих членов, агитировать и вести кампании против своих сограждан, доминировать над остальными членами общества при помощи законных инструментов, которые им в руки передали безграмотные и не обладающие всей информацией политики. Говоря о будущем, у меня дурное предчувствие. Подобно римлянину, мне видится
«Тибр, что от пролитой пенится крови».
Трагический и непреодолимый феномен, который мы с ужасом наблюдаем по другую сторону Атлантики, но который при этом переплетается с историей и существом самих Соединенных Штатов, надвигается на нас по нашей воле и из-за собственной халатности. В самом деле, он почти стал данностью. Если говорить о цифрах, то этот феномен достигнет американского масштаба задолго до конца века.
Только решительные и неотложные меры предотвратят его сейчас. Будет ли у общества желание требовать эти меры, я не знаю. Но все, что я знаю, это то, что наблюдать происходящее и молчать – великое предательство.
Объединение государств, в которое входят Великобритания и почти все ее бывшие доминионы, колонии и протектораты (всего более 50)
Лидер Консервативной партии в 1965-1975 гг.
Этот самый член парламента от Лейбористской партии
источники: